Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет особняк новоиспечённого коменданта ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в крупной взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно низкого чина подаюл ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности понимания об уровне благополучия чиновников, милиционеров и депутатов они не дают?
Об этом мы поговорили с специалистом в сфере противодействия коррупции, проф Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от высших должностных лиц, чиновников и силовиков начиная с определенных должностей ежегодно подавать подробнейшие сообщения о денежном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, пакетиках облигаций и долях в уставном капитале различных фирм и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или бесплатном пользовании), а также о грузовых средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой общественности предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь отдельную сумму денежных капиталов за год, без указания их источников, об параметрах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартирки и странытраница их нахождения, а о пакетиках облигаций и числе счетов мы не незнаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь гора айсберга, а недвижимость и корпорации совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумажки на эту подложную коррупционную меру?
— Смысл есть, и он никуда не подевается от всех тех историй. Но налогообложение заключается из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртой и четвёртой элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот четвёртый элемент, качественная проверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в повальном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как те резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что кризис.подробной воли массово что-то обнаруживать нет.
Конечно, и во многих других странтраницах граждане, обязанные забирать декларации, пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились переписывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на правовых дочерей и подруг… Но тут мы возращаемся к третьему тезису: ничего нового в подобном устремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть стремление и умение разыскивать и проверять, все возможно. И следующие биографии показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А инкриминируемые узкой аудитории донесения из деклараций везде столь скудны и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают писательские расследования. Но то, что при введении коррупционного законодательства значительная часть той информации, которая надлежаща существовала бы быть закрыта и публиковаться, стала закрытой, — безусловная правда… Что же касается международного опыта — в разнородных странытраницах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель может исходатайствовать более обстоятельную информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор можетбыл бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, пить Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — пить намерение выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его жены и отца появились проблемы с законутом и арестовано имущество, но из резолюций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на имение зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких парламентариев (сейчас не ,имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась предыстория с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в правовом браке. И не только депутаты — среди чинуш тоже таких хватает. Но вообще-то в межрегиональном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с этапа брака не превосходит где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про этот финт с разводом. Есть межгосударственная организация ФАТФ (Группа разработки бюджетных мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывает европейские стандарты противодействия зарабатыванию преступных доходов и ассигнованию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, надзору за отмыванием средств, которые, возможно, ,имеют отношение к частным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ изучать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на присмотр коррупции, сколько на присмотр отмывания, но, как известно, коррупция и обналичивание ходят ладонь об руку…