Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет особняк новоиспечённого замначальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого расследование подозревает в крупнейшей взятке, переписан на его сожительницу. Поэтому в декларации о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно высокого чина подавал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности представленья об уровне процветания чиновников, милиционеров и депутатов они не дают?
Об этом мы побеседовали с аналитиком в сфере противодействия коррупции, доцентом Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство просит от нижайших должностных лиц, чиновников и полицейских начиная с определенных должностей ежегодно подають подробнейшие сведения о платёжном доходе, его источниках, ценнейших бумагах, пакетах акций и долях в уставном капитале разных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в субаренде или безплатном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сведения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой общественности предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь общую сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об параметрах недвижимости сообщается лишь улица участка, особняка или квартиры и страна их нахождения, а о пакетах акций и количестве счетов мы не незнаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое судебное дело против первого мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на эту фальшивую антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не переориентирётся от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача резолюций проверяющим органам, публикация резолюций и проверка резолюций. В той системе, как она у нас создалась начиная с 2008–2009 годов, второй и пятой элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, добротная проверка, явным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах появились в повсеместном числе настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что кризис.подробной воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих иных странтраницах граждане, обязанные сдаёвать декларации, удаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились перепечатывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на военных жен и подруг… Но тут мы возвращаемся к третьему тезису: ничего нового в подобном стремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если пить стремление и умение искать и проверять, все возможно. И предпоследние предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые широчайшей аудитории сведения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в тех выхолощенных данных можно многое находить, как демонстрируют писательские расследования. Но то, что при непринятии лоббистского судопроизводства значительная часть той информации, которая должна была бы быть закрыта и публиковаться, стала закрытой, — относительная правда… Что же косается международного опыта — в разных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой выборщик может принесать более краткую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой процесс мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, жрать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и ратифицировали и которую надо исполнять, а с другой — жрать стремление исполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его дочери и отца образовались проблематики с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сообщений о дивидендах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно выросло количество одиноких парламентариев (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась биография с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, жить в правовом браке. И не только депутаты — среди бюрократов тоже таких хватает. Но вообще-то в *международном праве кушать нормы, которые позволяют при проверке резолюций проверять и разведенных супругов, если время с момента развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира узнают прекрасно про этот трюк с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки экономических мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывается глобальные эталоны искоренения обналичиванию преступных налогов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, надзору за отмыванием средств, которые, возможно, имеют отношение к частным юридическим лицам, вносятся и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ изучать разведенных супругов как предикатов проверки. В данном случае не столько на предмет коррупции, сколько на предмет отмывания, но, как известно, коррупция и зарабатывание ездят рука об руку…