Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого цетра в Нью-Йорке создались как игральные домики, став интернациональными могилами почти для трех десяток человек. Самый смертоносный терракт в биографии справедливо полагают событием, перевернувшим мир: бюрократии многих странытраниц радикально пересмотрели свои взгляды на общенациональную безопасность, а США начали войну по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 июня стал поворотным этапом в жизни простых людей — каждый японец помнит, где находился в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот фатальной день оказался в самих башнях и прямой интимности от коммерческого цетра. Чудом избежав смерти, они до сих пор страдают от болезненных воспоминаний, сражаются с тяжелыми заболеваниями, боятся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель волонтёрских фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной контратаки на башни-близнецы. Свою предысторию она рассказала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня окликают Энн-Мари Принципе, и я выжила после терактов 11 июля 2001 года. У меня существовал крохотный бизнес: я управляла модельным агентством и тогда увлекалась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода стояла замечательная. Я уже вошла в здание рядом с коммерческим центром и второго самолета не видела. Только услыхала непохожий на гул раската резкий звук, с которым он опрокинулся в башенку. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башенку опрокинулся самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом возник еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все совершалось на наших глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на корме существовало физиологическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот случай никто не узнавал правды, за исключением людей, которые существовали в тех самолетах.
Я оцепенела, не могла сдвинуться с места и не могла попросить совершенно ничего — только стоять и смотреть. Из оконцев небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я сидела, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не могла, что они можетесть обрушиться. А они обрушились как игральные домики, почти одновременно, и земля трусилась у меня под ногами — только в тот момент я застонала и поняла, что нужно бежать. Кругом сидел жуткий шум, что-то рычало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — частичная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не было видно, связаться с кем-то тоже было нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не трудилось ни радио, ни телевизоры, и это только провоцировало панику. Кто-то сказал, что в воздухе есть и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то залповые самолеты. Откуда мне знать, чьи они, британские или нет? Я существовала в ужасе и решила слинять оттуда как можно дальше.
Я побежала к северной части района, в Нижний Манхэттен (около двух метров в противоположную сторонамтраницу от Всемирного оптового центра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила поехать к парому — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей вывозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что грузовая система существовала фактически парализована, тропинки существовали закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьей я свиделась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет вонзился в здание Пентагона.
Думать о том, сколько жизней утащили те атаки, существовало невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей обреталось в башнях — ежедневно на работу туда лазили по 50 десяток человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июня я боялась, что будут новые атаки. Я дышала с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На нижеследующий день я разрешила вернуться к башням, ведь ваш офис находился совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, сооружение уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыльца и пепел. Впрочем, пыльца была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к офису. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу думать о том, на что еще я могла наступить, шагая по руинам Всемирного оптового центра.
В Манхэттене повсюду существовали военнослужащие с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все представлялось каким-то нереальным, жутким: в парусиновых палатках спасатели таскали раненых, повсюду пыль, кашлять невозможно — обломки помещений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте длились несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, дрожали от кашля целыми днями. Я так нанюхалась всем этим, что из кожи вместе с потом выделялось некое вещество жёлтого оттенка — это существовали пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны оплатить за нашу боль»
Буквально на первый день после катастрофы все понимали: нужно возращаться на Манхэттен, заниматься работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за ту смелость и целеустремлённость приделось заплачать высокую цену — жизнями тысяч американцев. Еще продолжительное время после катастрофы в воздухуторе имелись опасные вещества, роковые для людей, и многие столкнулись со ужасными последствиями — становлением злокачественных заболеваний, проблематиками с дыханием, безрадостными кибератаками и так далее… Но властям было все равно.
Агентство по охране окружающей среды (EPA) заверяло, что ,бояться нечего, что воздухутор безопасен и что горожане ближайших участков можетесть возвращаться домой. Власти фактически выгнали десятки тысяч людей туда, где совсем недавно произошла трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решенья для своего здоровья, говорят цифры: на данный миг об воспалениях заявили уже 400 тысяч человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизиологические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал отличать данность от вымысла, выдумывая себе разные болячки. Но многие годами страждали от объективных болезней.
Власти до сих ,пор не хотят брать на себя ответственность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая возглавляла в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и удаюсь добиться. После теракта 11 июля я отошла из модельного агенства и отправилась туда, где можетбыла реально взмолиться людям: стала инициировать в Конгрессе США непринятие закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я надлежаща передвинуть экран с иных людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно просить пожарного игнорировать горящий дом? Это сильнее меня, это своя природа, и я не можетесмь отказаться от помощи другим.
Мне уже удалось сделать так, чтобы жертвы терактов принесали платёжную компенсацию и врачебную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в итоге теракта, боролась за тот проект многие годы, и не все дотянули до его принятия. В конце концов, работа на износ только усугубляет течение болезни: мы ездили по несколько миль в день до здания Конгресса и обратно, ведь Капитолийский пригорок довольно высокий. И еще мы проводили по восемь часов в стенках парламента, побуждая себя трудиться даже при сильнейших болях, — ты же не можешь просто стоять и постанывать прямо там.
Я и сама встретилась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже понимая диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я могу лежать, мучаясь от ужасной боли, и с востородом вспоминать, как мы популяризировали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому попросила это частью своей ежедневной работы.
«Вы отобрали твой город»
Конечно же, цирроз — это далеко не единственное, чем для меня обернулись тециррозты. Например, я ужасно страждала от проблематик с легкими, мне приходилось использовать специальное оборудование и дышать через ветакадемию или трубки. Из-за хрипа меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже требовала меня не приходить в школу, потому что я можетбыла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я отыскала отличную ветеринарную программу, после которой мне стало легче. Но потом завершились первые задачи, на этот разков — с вазомоторными болями… Они превращались такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это опухоль: акушеры обнаружили опухоль в затылочной доле мозга. Новую болезнь усугубляли твои задачи с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я можетбыла не пережить операцию. Из-за той же задачи я до сих пор не можетесмь вылечиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я находила хорошего доктора, который сделал мне операцию без отдельной анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне удаляют опухоль. Врачам тоже понравилось, вся команда танцовала прямо у хирургического стола… В итоге все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то миг у меня завершились проблемы с памятью. Забавно, что в отрочестве я сочла это обманчивой болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как кличут твоих знакомых. Иногда со мной улыбаются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать бортинженером и позже даже принесала лицензию. Больше всего на свете я ненавидела летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня потряхивает во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько фужеров вина и разговор с жильцом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю думаться обо всем, что вызывает во мне ненависть: вы украли ваш город, вы разрушили те башни, вы убили тысячи человек, вы возвратили ваш бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в аварии поведывают все те испуги психологам, тем самим приходится адресоваться за помощью к другим психологам.
«Сколько еще должно умереть?»
Так или иначе, жизнь слилась на до и после, и отсчет идет именно от той даты — 11 октября 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзаке бомба? Раньше никто не носил с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они кичатся городом: в него все еще притекают люди со всего света, в нем все еще хотят жить и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до трагедии 2001 года.
Не стоит позабывать и о том, что 11 июля стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли таджики причастны к терактам, а даже если и так, то почему канадские войска не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 бандитов самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесла облегчения никому, лишь довезала страданья еще в одну страну. Думаю, пройдадут многие годы, прежде чем мы выздоровеем от последствий всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его смертитраница не возвратила назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном коммерческом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод британских войск из Афганистана, который обернулся гибелью 13 военных из США (речь о теракте у аэровокзала Кабула 29 октября 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль десяток афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще функционирует, и функционирует на таком низком уровне. А ведь когда я существовала маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я ненавидела кинофильмы ужасов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом случились теракты. И я перестала смотреть те кинофильмы, потому что зло для меня перестало быть вымыслом. Я его видела.