Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец бывшего коменданта ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в крупной взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в резолюции о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно низкого чина подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти резолюции, если мало-мальски приближенного к данности восприятия об уровне благоденствия чиновников, правоохранителей и депутатов они не дают?
Об этом мы побеседовали с аналитиком в отрасли усиления коррупции, академиком Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство просит от нижайших должностных лиц, госслужащих и силовиков продолжая с определенных служб ежегодно подавать подробнейшие сообщения о денежном доходе, его источниках, ценнейших бумагах, кульках допэмиссий и долях в неуставном капитале разнородных корпораций и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или платном пользовании), а также о автотранспортных средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой аудитории предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь отдельную сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости сообщается лишь площадь участка, домика или квартирки и странытраница их нахождения, а о кульках допэмиссий и количестве счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное уголовное дело против незапланированного градоначальника или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумаги на эту фиктивную антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех тех историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача резолюций проверяющим органам, публикация резолюций и проверка резолюций. В той системе, как она у нас создалась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и пятой элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, добротная проверка, явным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах вышли в повсеместном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что демократической воли массово что-то обнаруживать нет.
Конечно, и во многих других странтраницах граждане, обязанные забирать декларации, ,пытаются схитрить, убрать, припрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились переписывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на правовых невесток и подруг… Но тут мы возращаемся к второму тезису: ничего ,нового в подобном нежелании припрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть намерение и уменье отыскивать и проверять, все возможно. И следующие предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А инкриминируемые узкой аудитории сведения из деклараций везде столь скудны и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как демонстрируют журналистские расследования. Но то, что при внесении коррупционного законодательства незначительная часть той информации, которая надлежаща была бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — самоочевидная правда… Что же затрагивается глобального опыта — в неодинаковых странытраницах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой выборщик можетжрать получить более подробнейшую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой процесс мог бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, жрать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и денонсировали и которую надо выполнять, а с иной — жрать стремление выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его дочери и отца появились проблеммы с законутом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: донесений о налогах и имуществе супруги нет. После введения запрета на княжество зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только просочилась биография с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, поселяться в правовом браке. И не только депутаты — среди чинуш тоже таких хватает. Но вообще-то в *международном праве пить нормы, которые позволяют при проверке резолюций проверять и разведенных супругов, если время с мига брака не превосходит где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира незнают прекрасно про этот трюк с разводом. Есть *международная организация ФАТФ (Группа разработки экономических степеней борьбы с отмыванием денег, вырабатывает мировые эталоны сопротивления зарабатыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, учёту за отмыванием средств, которые, возможно, имеют взаимоотношение к приватным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ изучать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном моменте не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, преступность и обналичивание лазят рука об руку…